Александр Росляков
В советское время была популярна такая крамольная песенка:
Мы поехали за город,
А за городом дожди.
А за городом заборы,
За заборами – вожди...
Понятно, о ком речь – о ненавистных начальниках, построивших зазаборный коммунизм для себя, а для народа – очереди в магазинах и 5-этажные хрущобы без лифтов. И была заветная мечта на сердце каждого – дожить до тех времен, когда этих начальников свалят к чертям: ужо порадуемся, попляшем на пепелище их «заборов»...
Дожили. И вот я гуляю в одном из самых забористых мест демократической России, покончившей с теми коммунистическими вождями и самой коммунистической мечтой – в Серебряном Бору столицы. Живет здесь нынешняя знать – примерно та же, что и на знаменитой Рублевке: руководители сырьевых бизнесов, крупные барышники, те же начальники... Гуляю по этому феодальному гнезду, где цена владения доходит до 2,8 млрд. руб., и не могу надивиться нашему демократическому чуду: заборы с тех советских, номенклатурно-авторитарных пор только выросли! Чудовищно!
Здесь – и особенно на Рублевке – это уже даже не заборы, а крепостные стены средневековья, из-за которых врагов поливали кипящей смолой. Так наши новые феодалы ограждаются от простолюдинов, похоже, видя их в страшном сне с коктейлями Молотова в руках: чуют гады, чье мясо съели!
То есть по какой-то дьявольской иронии судьбы мы, выступив в 1991-м от всей души против этих ненавистных заборов, от них нисколько не избавились, наоборот! А вот от чего избавились – от поэтов-сатириков, дышавших ноздря в ноздрю с народом, и от мечты о сокрушении сего внутреннего «железного занавеса». Нет, может, она еще и теплится – но так слабо, что в реальной жизни не влияет уже ни на что...
Кто-то скажет: так у нас еще и рынок нынче, всяк может заработать себе 3 миллиарда – и тоже здесь жить! Не может. Нынешние феодальные законы таковы, что любой честный бизнес будет либо в убыток, либо закрыт всяким надзором. А крупно заработать можно только воровством – ну, или «воровством в законе». Скажем, Путин дает тебе в кормление какой-нибудь город, например Москву – и разрешает класть в нем «сезонную плитку», дающую эти миллиарды на откатах и распилах... Кстати Собянин тоже жил в Серебряном Бору, пока строился его еще более феодалистый и забористый дворец на Рублевке, сейчас переехал туда.
А мы? Как вышло, что Россия демократическая из советской взяла худшее, постыдное: низкопоклонство перед властью, барство, ныне уже дикое, самые высотные в мире заборы... Значит, порок сидит внутри народа самого – а не какие-то засланцы с Запада и свои начальники-перерожденцы поломали так и не достроенный советский строй. И исправление надо начинать с себя – но кто ж на это согласится, когда проще поклонится новым феодалам и превратиться в подзаборный сброд...
С советских пор, увы, мы сдулись капитально. Оробели и орабели.
В этом Бору я невзначай схлестнулся с одним охранником, представителем нашей новой демо-профессии, не существующей во многих странах мира. Он стал рычать, что здесь вдоль воды ходить нельзя, я ему резко возразил, что по закону никакая акватория не может быть закрыта для обхода. И добавил, что на своей собачьей барщине он выродился в цепного пса – хотя наверняка родился человеком.
Но он даже не понял моего попрека – настолько вжился в свою песью шкуру. И просто отступил прочь, решив, что с тем, кто лезет на рожон, лучше не связываться, себе дороже будет. И я прочел в его глазах, что дай ему гранату в руки и скажи, швыряй, куда душа велит – швырнет он ее не в барский особняк, при котором и его нынешняя конура, а в меня. Эдакий наземный кремлебот – вроде тех, кто живут долбежкой в Интернете комментариев в пользу нынешних господ...
Так что этим полновластным феодалам, уже особо и не ненавидимым народом, которые пришли на смену недовластным коммунистам, скоро можно будет и не возводить эти могучие заборы. Ибо незачем. Превращенное в подзаборное цепное быдло подавляющее большинство страны и так не нападет – и никаких коктейлей Молотова у него и в мыслях нет. Но, думаю, эти заборища еще долго будут у нас расти вовсю: такой испуг на засевших за ними нагнали 70 лет какой-никакой свободы – во многом незаслуженно, как я теперь могу понять, свалившейся на наш народ.